Рецензия и отзывы на сериал «Оно: Добро пожаловать в Дерри»

Проект «Оно: Добро пожаловать в Дерри» изначально выглядел одним из самых перспективных способов экранизировать наследие Стивена Кинга — автора, чьи произведения давно и прочно укоренились в массовой культуре. Роман уже не раз переносили на экран с переменным успехом: от телевизионного мини-сериала Томми Ли Уоллеса до полнометражной дилогии Энди Мускетти. Поэтому формат приквела или спин-оффа кажется логичным и оправданным способом вновь обратиться к знакомой мифологии. Тем более что сама история допускает бесконечное продолжение: Пеннивайз возвращается в Дерри каждые 27 лет, пробуждаясь, чтобы вновь сеять страх и охотиться на детей, оставленных без защиты равнодушными взрослыми.


Работая над киноадаптацией, Энди Мускетти сознательно сдвинул временные рамки оригинала: его фильмы были привязаны к 1989 и 2016 годам. Логичным шагом стало и движение в прошлое при создании сериала-приквела. Первый сезон, завершившийся совсем недавно, разворачивается в 1962 году. Если проект получит продолжение, второй сезон перенесет зрителей еще на один цикл назад — в 1935 год, на фоне Великой депрессии. Еще более ранние события, относящиеся примерно к 1908 году, уже появлялись во флешбэках и, вероятно, станут центральной точкой третьего сезона.

Несмотря на смену эпохи, в 1962 году Дерри сталкивается с уже знакомыми симптомами надвигающейся катастрофы: дети исчезают, а взрослые предпочитают не замечать странностей, пока отрицание остается возможным. Наряду с линией школьников — замкнутых, уязвимых, но движимых искренним стремлением к справедливости, — сериал вводит и сюжет, связанный с военной средой. Лерой Хэнлон (Джован Адепо) вместе с супругой (Тейлор Пейдж) и сыном Уиллом (Блейк Джеймс) переезжает в Дерри, где в местных казармах назревает собственный конфликт. В финале против общего зла выступают сразу несколько сил: дети, взрослые, не готовые мириться с происходящим, и представители коренных народов — единственные, кто действительно понимают природу древнего ужаса и способы сдержать его.


Уже в первых эпизодах «Добро пожаловать в Дерри» сериал выстраивает разветвлённую схему родственных связей между жителями города. Дерри показан как замкнутое пространство, где поколения тесно переплетены, а случайных людей практически не бывает. Такое решение выглядит скорее удобным с точки зрения драматургии, чем концептуальным: трудно представить, что взрослые, пережившие в детстве столкновение с Пеннивайзом и получившие глубокие психологические травмы, со временем превратились бы в тех самых родителей и родственников, которые не замечают страданий собственных детей и закрывают глаза на их одиночество. В книге Кинга и в телеверсии Томми Ли Уоллеса как раз подчёркивалось, что подобный опыт может вытесняться из памяти, но не исчезает полностью.

Ранее, разбирая стартовые серии, мы уже касались темы семейных связей между «клубом неудачников» и более ранним поколением подростков, столкнувшихся с клоуном. Например, аккуратный и тихий Тедди (Микка Карим Фидлер) из первой серии оказывается родственником — вероятнее всего, дядей — Стэнли Уриса, знакомого зрителям по фильмам Мускетти. Персонаж Майка Хэнлона в киноверсии 2017 года оказался наименее раскрытым, и сериал словно компенсирует это, уделяя внимание его семье: отцу Уиллу, деду Лерою и бабушке Шарлотте (Тейлор Пейдж). Уилл пережил трагедию в клубе «Чёрное пятно» и стал одним из ключевых свидетелей пожара, однако мифология дилогии подсказывает, что спустя годы его ждёт гибель в огне. Пока сложно понять, какие события могли привести к столь радикальной трансформации Лероя — не внешней, а внутренней, — учитывая, что в будущем его внук Майк будет воспитываться в жёстких условиях бойни, где ему предстоит «закаляться» перед лицом жестокого мира.


Среди юных героев особое место занимает Мардж (Матильда Лоулер) — одна из самых детально и интересно прописанных фигур. Её линия включает путь от молчаливого участия в травле до осознания вины, болезненный опыт первой любви и зловещее пророчество Пеннивайза: именно её сын станет одним из тех, кто поспособствует его уничтожению. Намёк на это читается легко — достаточно обратить внимание на массивные очки, ставшие характерной деталью образа.

Родственные переклички затрагивают и сторону антагонистов. Фамилия городского шерифа — Бауэрс — напрямую отсылает к Генри Бауэрсу, школьному хулигану, терроризировавшему «неудачников» в юности и особенно издевавшемуся над Беном. В версии 2016 года этот персонаж даже сбегал из психиатрической клиники, оставаясь орудием в руках Пеннивайза.

Не обошлось без расширения «семейной истории» и в линии самого клоуна. Сериал уточняет происхождение его облика: космическая сущность, известная как «мёртвые огни», присвоила внешность циркового артиста Боба Грея (его вновь играет Билл Скарсгард) — вдовца, выступавшего перед детьми. У Грея, как выясняется, была дочь, и образ Ингрид Керш в исполнении Мэдлин Стоу получился многослойным и значимым для общей мифологии.

Если обратиться к событиям фильма «Оно 2», можно вспомнить эпизод, где повзрослевшая Беверли (Джессика Честейн) возвращается в свою квартиру в Дерри в надежде найти отца. Она не замечает, что фамилия Марш на дверном звонке сменилась на Керш, и её встречает приветливая пожилая женщина, впоследствии оказывающаяся очередным обманом Пеннивайза. В сериале этот персонаж перестаёт быть иллюзией и обретает полноценное существование, появляясь сразу в нескольких временных слоях — около 1908 года, в 1962-м и в эпилоге, относящемся к 1988-му. Финальная сцена сезона в больнице даёт ключ к пониманию того, почему именно этот образ возник в памяти Беверли. Для актрисы Джоан Грегсон это появление стало последним в карьере: спустя два месяца, в июне этого года, она скончалась.


Стивен Кинг довольно рано дал понять, что герои его книг существуют в общем художественном пространстве. В разных романах регулярно всплывают знакомые имена, появляются косвенные упоминания и перекрёстные намёки, а, к примеру, история подростка из «Сердец в Атлантиде» может перекликаться с событиями цикла «Тёмная башня». Поэтому неудивительно, что и кино- и телеадаптации его прозы часто превращаются в насыщенную сеть отсылок. Полный их разбор — занятие трудоёмкое и не всегда благодарное, но некоторые детали заслуживают внимания. Так, черепаха, символизировавшая силы добра в романе «Оно», регулярно появляется в сериале — то в виде мультяшного образа, то как грубая поделка из папье-маше. А на въезде в Дерри можно заметить изображение лесоруба Пола Баньяна: вскоре его статую установят на центральной площади, после чего гигант с топором начнёт пугать участников «клуба неудачников».

Наиболее любопытным примером взаимодействия с другими произведениями оказывается даже не визуальная цитата, а полноценное включение персонажа из «Сияния» — Дика Холлорана. В сериале его сыграл Крис Чок, тогда как в фильме Стэнли Кубрика роль исполнил Скэтмэн Крозерс. По канону Холлоран в молодости служил поваром в ВВС США и находился в Дерри в ночь пожара в клубе «Чёрное пятно», о чём в романе упоминалось лишь вскользь. Версия Мускетти развивает эту деталь, превращая Дика в одного из ключевых действующих лиц и подробно показывая, как у него проявился дар, известный как «сияние». Можно спорить, было ли достаточно ограничиться символическим жестом, однако такой ход ясно демонстрирует стремление Мускетти встроить сериал в более широкую и цельную экранизированную вселенную мрачных историй Кинга, связанных с штатом Мэн.


Поп-культурный ландшафт 2025 года всё больше напоминает замкнутый круг, в котором идеи начинают воспроизводить сами себя. Сегодня уже ставший культовым сериал братьев Даффер «Очень странные дела» изначально задумывался как признание в любви эстетике и сюжетам 1980-х — прежде всего произведениям Стивена Кинга и их киноадаптациям, от «Воспламеняющей взглядом» до «Останься со мной». В четвёртом сезоне эта связь была окончательно зафиксирована: антагонист Векна унаследовал черты Пеннивайза — он так же охотится на психологически уязвимых подростков и подпитывается их страхами и внутренней болью. Симптоматично и то, что выход «Очень странных дел» и фильмов Энди Мускетти по «Оно» пришёлся на соседние годы, задав моду на ностальгию по 1980-м. Финн Вулфхард, оказавшийся по обе стороны этого тренда, словно заслужил отдельный знак отличия за участие в обеих историях.

Со временем, однако, возникло ощущение обратного влияния. Теперь уже «Добро пожаловать в Дерри» выглядит попыткой пересобрать формулу «Очень странных дел», только сместив действие в более раннюю эпоху — условные 1950-е (хотя сам сериал Дафферов, судя по намёкам, тоже движется в этом направлении). Развязка первого сезона намекает на игры со временем и на особое, не линейное существование Пеннивайза вне привычного календаря, открывая простор для дальнейших сюжетных манёвров. Очередная дверь в сторону мультивселенной будто бы готова распахнуться, хотя общее ощущение подсказывает обратное: подобных миров уже накопилось слишком много, и их скорее хочется закрыть, чем расширять. В этом смысле создаётся впечатление, что «Добро пожаловать в Дерри» пытается встроиться в волну, которая к моменту его выхода уже начала схлынуть, — волну, к появлению которой Мускетти в своё время сам немало приложил руку.


Хотя в начале сезона зрителей постепенно подводят к возвращению Танцующего клоуна, отвлекая внимание разнообразными монстрами из подземелий, к развязке становится ясно: именно Пеннивайз во всех его формах остается для Мускетти центральной фигурой. В жанре хоррора это вполне типично — аудитория чаще запоминает имя антагониста, чем героиню, сумевшую выжить. Однако временами складывается ощущение, что ради эффектности режиссер жертвует глубиной и проработкой персонажей, на которых по идее должна держаться история. В первой части кино-дилогии эта одержимость злодеем уравновешивалась харизмой детского ансамбля и четко очерченными характерами. В сериале же герои выглядят куда менее выразительными и запоминающимися, к тому же экранное время им приходится делить со взрослыми почти на равных.

Эпизоды, рассчитанные на максимальный эффект, где Пеннивайз пугает, вторгается в кадр и зловеще смеется, выстроены старательно и с видимым азартом, но развиваются по уже знакомой траектории образца 2017 года. Билл Скарсгард по-прежнему выкладывается на полную, однако возникает чувство, что и актер, и публика уже переросли этот образ: за прошедшие годы зрители столкнулись с куда более пугающими клоунами — пусть и без грима. В итоге сериал воспринимается не как серьезное драматическое высказывание, а скорее как разновидность условного «клоунсплотейшна» из категории второсортных жанровых аттракционов.


Да, сегодня заметен спрос на традиционные, даже нарочито консервативные ужастики — кассовые успехи вроде «Заклятия 4» это подтверждают. Но у HBO по-прежнему сохраняется репутация платформы премиального телевидения, от которой ждут сложных сценарных конструкций, тонкого психологизма и масштабных обобщений. История о клоуне, запугивающем детей, в итоге лишь перечисляет социальные болевые точки — расизм, холодную войну, школьную травлю — не успевая превратить их в осмысленный разговор об эпохе или коллективных травмах. В результате долгожданный проект не становится заметным культурным событием, а растворяется среди прочих позиций в библиотеке сервиса.

Ключевая же проблема проявляется в стремлении Мускетти постоянно повышать градус и расширять поле конфликта. В книге и предыдущих экранизациях взрослые почти не сталкивались с Пеннивайзом напрямую: чаще всего — в пограничных состояниях или перед гибелью. Центральным мотивом оставалось коллективное нежелание замечать надвигающуюся угрозу, привычка закрывать глаза на очевидное.


В сериальной версии клоун без стеснения насылает кошмары на всех подряд, тем самым обесценивая одну из главных идей оригинала — представление о детском восприятии мира как источнике страха. Взрослые утрачивали способность доверять интуиции и внутренним ощущениям, поэтому не могли признать реальность зла, даже когда его признаки были вполне осязаемы.

Именно равнодушие значимых взрослых фигур делало детей беззащитными: трудно найти образ сильнее, чем Беверли, стоящая в луже крови, которую ее отец попросту не видит. Когда Мускетти противопоставляет этим интимным, глубоко личным страхам масштабное, почти милитаристское противостояние с автоматами наперевес, возникает ощущение тревожного перекоса — будто по хрупкой и болезненной теме проехались тяжелой боевой машиной.